Эрик пригнулся с поднятым топором, готовый броситься на великана. Со средней части судна раздались крики, и огромный рыжий викинг с каменным топором в руке взбежал по лестнице. Рулевой сделал ему знак, чтобы он ушел. И рыжий, увидев, что Джо Миллер настроен весьма воинственно, не колеблясь убрался прочь.

— Что ты шкажешь, Шэм? — спросил Миллер. — Ражорвать его на кушки?

Клеменс, обхватив голову руками, сказал:

— Нет. Кажется, он прав. Я действительно не уверен, что это была Ливи. Возможно, просто какая-нибудь немецкая фрау. Не знаю! — Он застонал. — Не знаю! Может быть, это была она!

Протрубили горны из рыбьих костей, на средней палубе загремел огромный барабан. Сэм Клеменс вздохнул и произнес:

— Забудь об этом, Джо. Забудь обо всем, пока мы не выбрались отсюда — если вообще мы сможем выбраться. Если мы хотим выжить, нужно драться сообща. Позже…

— Ты вшегда говоришь пожже, Шэм, но это пожже никогда не наштупает. Почему?

— Если ты не можешь понять этого, Джо, значит, ты туп ровно настолько, насколько выглядишь! — огрызнулся Клеменс.

Слезы блеснули на глазах Джо, и его полные щеки увлажнились.

— Каждый раж, когда ты ишпуган, ты наживаешь меня тупым, — сказал он. — Жачем отыгрыватьшя на мне? Почему не на людях, которые тебя ишпугали, почему не на Кровавом Топоре?

— Извини меня, Джо, — умоляюще произнес Клеменс. — Устами младенца и обезьяночеловека… Ты не такой уж и тупой, ты весьма сообразительный. Забудь об этом, Джо. Извини меня.

Кровавый Топор осторожно приблизился к ним, держась вне досягаемости Джо. Он сиял, покачивая своим топором:

— Скоро будет встреча с металлом! — затем рассмеялся, сказав: — Тьфу, что я говорю? Битва теперь — встреча с камнем и деревом, кроме, конечно, моего звездного топора. Но какая разница? Я устал от этих шести месяцев мира. Мне нужны крики войны, свист камней, копий, чтобы лезвие моего топора кромсало плоть, чтобы брызгала кровь. Я горю нетерпением, как застоявшийся жеребец, почуявший кобылу в период течки. Сейчас я бы спарился со Смертью.

— Врешь! — выкрикнул Джо Миллер. — Тебе так же плохо, как и Шэму, но по-швоему. Ты тоже напуган, но шкрываешь швой ишпуг жа швоим большим ртом.

— Я что-то никак не могу понять твою корявую речь, — оскалился Кровавый Топор. — По мне, так лучше бы обезьяны и не пытались говорить на языке настоящих людей.

— Ты отлично понял меня, — заревел Джо.

— Успокойся, Джо, — примиряюще сказал Клеменс.

Он смотрел на верховья Реки. В двух милях от них долина Реки сужалась, горы сближались, образуя узкий, не шире четверти мили, пролив. Вода кипела у подножия утесов высотой около трех тысяч футов. На их вершинах по обе стороны Реки поблескивали на солнце какие-то непонятные предметы.

В полумиле от устья пролива тридцать галер образовали три серповидные линии. Подгоняемые быстрым течением и ударами шестидесяти весел на каждой галере, они неслись навстречу трем пришельцам. Клеменс оценивающе посмотрел на них в подзорную трубу и сказал:

— На борту каждой из галер около сорока воинов и по две ракетные установки. Мы в дьявольской западне. А наши собственные ракеты так долго хранились, что порох, наверное, давно кристаллизовался. Они застрянут в стволах и разнесут нас ко всем чертям.

Да еще эти штуковины на вершинах утесов. Может быть, аппараты для метания греческого огня?

Один воин принес доспехи вождя: трехслойный кожаный шлем, кожаную кирасу, штаны и щит. Другой — колчан со стрелами, древка которых были сделаны из тиса, а наконечники из кремня.

Ракетная команда — сплошь женщины — вложила снаряд в поворотную пусковую трубу. Ракета длиной в шесть футов, не считая оперения, изготовленная из бамбука, выглядела точно, как ракеты, запускаемые Четвертого Июля. В ее боеголовке было десять фунтов черного пороха, перемешанного со множеством крохотных каменных осколков — шрапнель.

Джо Миллер сошел вниз за своими доспехами и оружием; палуба трещала под весом его восьмисот фунтов. Клеменс одел шлем и нацепил на плечо щит, но не надел ни кирасы, ни нагрудника. Хотя он и боялся ран, но еще больше он боялся утонуть, свалившись в тяжелых доспехах в воду.

Клеменс благодарил здешних богов за то, что ему посчастливилось подружиться с Джо Миллером. Теперь они были кровными братьями — хотя Клеменс упал в обморок во время этой церемонии, требовавшей не только смешения крови, но и кое-какой более болезненной и противной процедуры. Миллер должен был защищать Клеменса, а Клеменс — Миллера, до самой смерти. До сих пор во всех битвах участвовал только гигантопитек. Но его одного было более чем достаточно.

Неприязнь Кровавого Топора к Миллеру была вызвана завистью. Кровавый Топор воображал, что он величайший в мире боец, но все же отдавал себе отчет, что причинил бы Джо Миллеру не больше хлопот, чем собака.

Даже, скорее, собачонка.

Эрик Кровавый Топор отдавал боевые распоряжения, которые передавались двум другим кораблям световыми сигналами с помощью обсидиановых зеркал. Корабли пытались под полными парусами проскользнуть меж галер. Выполнить этот маневр было трудно, поскольку в случае, если бы кораблю пришлось менять курс, чтобы избежать столкновения, легко можно было потерять ветер, а кроме того, каждый корабль трижды будет попадать под перекрестный огонь.

— Ветер играет на них, — заметил Клеменс. — Их ракеты будут лететь дальше.

— Поучи свою бабушку, как… — начал было Кровавый Топор и остановился.

Несколько ярко блестевших на солнце предметов на вершинах утесов покинули свои места и устремились вниз по траектории, которая прямиком вела к викингам. Норвежцы в смятении и тревоге закричали, но Клеменс понял, что это планеры. Он как можно короче объяснил это Эрику, и вожак стал передавать полученные им сведения остальным викингам, но вынужден был прерваться, поскольку ближайшие галеры противника произвели первый ракетный залп. Виляя из стороны в сторону, оставляя за собой густой черный дым, десять ракет по дугам устремились к трем парусникам викингов. Те как можно быстрее постарались изменить курс, причем две ладьи чуть не столкнулись. Некоторые ракеты все же слегка зацепили мачты и паруса, но ни одна из них не попала в цель, и те, не взорвавшись, плюхнулись в воду.

В это время сделал заход первый планер. Изящный, длиннокрылый, с черными мальтийскими крестами на узком серебристом фюзеляже, он пикировал под углом в сорок пять градусов на «Дрейраг». Норвежские лучники натянули тисовые луки и по команде старшего выпустили стрелы.

Планер низко прошел над водой, несколько стрел ударило в его фюзеляж, и он приземлился на равнине. Ему не удалось поразить бомбами «Дрейраг» — они взорвались в воде.

Но теперь остальные планеры зависли над тремя кораблями. Да и передовые галеры противника дали еще один ракетный залп. Клеменс взглянул на собственную ракетную установку. Здоровенные блондинки из женской команды под руководством маленькой темноволосой Темах возились у вертлюга установки, но Темах пока не собиралась вставлять запал — «Дрейраг» был еще довольно далеко от ближайшей галеры.

Затем в течение какой-то секунды все застыло, как на фотографии: два планера, расстояние между крыльями которых не превышало двух футов, вышедшие из пике, маленькие черные бомбы, падающие на цели, стрелы на полпути к планерам, немецкие ракеты на излете к кораблям викингов.

Клеменс ощутил внезапный порыв ветра позади себя, свист, громкий хлопок парусов, воспринявших напор ветра, из-за чего корабль резко развернулся поперек Реки. Раздался скрежет, будто разорвалась на части кора планеты, и треск, словно ее большая ось снесла мачты кораблей.

Бомбы, планеры, ракеты, стрелы — все перемешалось. Паруса и мачты были сорваны с корабля, будто ими выстрелили из орудийного ствола, и умчались прочь. Судно, оставшись без тяги парусов, опять повернулось почти на девяносто градусов, встав параллельно береговой линии. Клеменса не унесло с палубы при первом порыве ветра только потому, что гигантопитек, вцепившись в штурвал одной рукой, крепко держал его второй. Рулевой тоже прилип к штурвалу. Ракетная команда — их визг несло ветром вверх по Реке, рты открыты, волосы развеваются — упорхнула, как стая птиц, с корабля и плюхнулась в Реку. Ракетная установка была сорвана с лафета и последовала за ними.