Удар потряс огромный корпус корабля. И помост, на котором стоял Сэм, задрожал, будто во время землетрясения.

Сэм нагнулся и посмотрел вниз. Из-под двигателя медленно сочилась кровь.

24

Пять часов ушло на то, чтобы завести на лебедку новые тросы, прикрепить их к двигателю и снова поднять его. Тела погибших были убраны, остов вымыт и двигатель опущен вниз. Тщательное обследование показало, что повреждения корпуса двигателя не должны были сказаться на его работе.

Сэм был настолько удручен случившимся, что у него осталось только одно желание — броситься на кровать и не вставать с нее целую неделю. Но он не мог позволить себе этого. Работа должна продолжаться. Кроме того, Сэм не хотел, чтобы окружающие заметили, насколько он потрясен случившимся. У Клеменса было много инженеров, но только ван Бум и Величко были из двадцатого века. И хотя он устно и по барабанной связи передал приглашение всем специалистам, жившим поблизости, перейти к нему на работу, никто так и не отозвался.

На третий день после несчастного случая он пригласил Файбраса к себе, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. Предложив послу сигару и виски, он попросил его стать главным инженером проекта.

Сигара едва не выпала изо рта у негра. Файбрас заговорил на своем диалекте английского, который совершенно нельзя было разобрать.

— Может, мы будем говорить на эсперанто, — сказал Сэм.

— Хорошо, — ответил Файбрас. — Проще говоря. Что вы хотите?

— Мне хотелось, чтобы вы получили временное разрешение работать на меня.

— Временное?

— Если хотите, то эта должность будет постоянной. В тот день, когда судно отправится в длительное плавание, вы сможете стать его главным инженером.

Файбрас долго сидел молча. Сэм встал и начал расхаживать по комнате. Время от времени он поглядывал в иллюминатор. Кран уже установил внутрь корпуса двигатель левого гребного колеса и теперь опускал детали дельтатрона. Полная его высота после сборки должна была быть 36 футов. После того, как он будет установлен, будет проведено пробное включение двигателей и дельтатрона. Двойной кабель толщиной в шесть дюймов и длиной около 300 футов соединит дельтатрон с огромной полой полусферой, которая накроет верхушку ближайшего чашного камня. Чудовищная энергия, выделяемая при его разряде, будет по кабелю передаваться в дельтатрон и там запасаться. А затем извлекаться из него со строго контролируемой скоростью для питания электродвигателей.

Сэм отвернулся от иллюминатора.

— Я вовсе не призываю вас изменить своей стране, — сказал он. — Для начала все, что от вас нужно — это получить разрешение Хаскинга на то, чтобы работать у меня на строительстве корабля. Позже вы сможете сами решать, как вам поступить. Что для вас лучше? Оставаться в Соул-сити, где практически нечего делать, и предаваться удовольствиям. Или принять участие в величайшем из начинаний?

— Если я приму ваше предложение, — медленно начал Файбрас, — я подчеркиваю, если — то я никоим образом не хочу быть главным инженером. Я бы предпочел руководить авиацией.

— Но ведь это гораздо менее значительная должность, чем должность главного инженера!!!

— Но она требует гораздо больше труда и более ответственна! Мне бы так хотелось снова летать…

— Вы сможете летать! Вы сможете! Но вам придется служить под началом фон Рихтгофена. Поймите, я обещал ему, что он будет главой нашей авиации, которая в конце концов будет состоять всего из двух аэропланов. Не все ли вам равно, будете ли вы ею командовать или нет, если снова сможете летать?

— Это вопрос моей профессиональной чести. Я налетал на многие тысячи часов больше, чем Рихтгофен, на гораздо более сложных крупных и скоростных самолетах. И я был астронавтом! Я побывал на Луне, на Марсе, на Ганимеде и облетел Юпитер.

— Это ничего не значит, — покачал головой Клеменс. — Самолеты, на которых вам придется летать, очень примитивны. Они очень похожи на те, на которых когда-то летал Лотар в Первую Мировую Войну.

— Почему черный всегда должен быть вторым?

— Это несправедливо! — вскричал Сэм. — Я же предлагаю вам стать главным инженером! У вас будет под началом тридцать пять человек! Послушайте, если бы я не дал обещание Лотару, командующим авиацией были бы вы, поверьте мне!

Файбрас поднялся.

— Вот что я вам скажу. Я буду помогать вам строить это судно и займусь подготовкой ваших инженеров. Но мне в течение этого времени должно быть разрешено летать, и когда придет время, мы еще раз поговорим о том, кому быть командиром авиации.

— Я не могу нарушить обещание, данное Лотару, — сказал Сэм.

— Да, но к тому времени многое может измениться.

В некотором смысле Сэму стало легче, однако появились и новые заботы. Хаскинг по барабанной связи дал разрешение использовать Файбраса. Это говорило о том, что он хочет, чтобы Файбрас знал устройство корабля, поскольку когда-нибудь он будет главным инженером у Хаскинга. И если даже Файбрас не принимал это во внимание, то у него, возможно, был план до отплытия корабля убрать Рихтгофена. Файбрас не был похож на хладнокровного убийцу, но внешность мало что значит, в чем убеждается всякий, кто наделен разумом и прожил хотя бы несколько лет среди представителей человеческой расы.

Через несколько дней Хаскинг сообщил, что он согласен на увеличение поставок минералов в Пароландо в обмен на аэроплан. Файбрас отгонит его по воздуху на 30 миль к северной границе территории Соул-сити, где передаст его другому летчику, негру, бывшему генералу ВВС США. Сам же Файбрас вернется через несколько дней на паруснике.

Дельтатрон и электродвигатели работали превосходно. Гребные колеса сначала медленно поворачивались в воздухе, а затем ускорились до такой степени, что лопасти со свистом стали рассекать воздух.

Когда придет время, от берега Реки до судоверфи будет прокопан канал и судно пойдет в Реку своим ходом!

Лотар фон Рихтгофен и Гвиневра совсем охладели друг к другу. Лотар всегда был волокитой и, казалось, не мог не флиртовать с другими женщинами. В большинстве случаев его заигрывания доводились до логического завершения. В принципе Лотар соглашался с Гвиневрой относительно ее понятия верности, однако, на практике все было наоборот.

Хаскинг сообщил, что намерен лично посетить Пароландо через два дня. Он хотел провести серию совещаний по вопросам торговли, проверить благосостояние черных граждан Пароландо и увидеть большое Судно.

В ответном послании Сэм сообщил, что он будет счастлив принять Хаскинга. Конечно, это было не так, но сутью дипломатии всегда было лицемерие. Подготовка резиденции для Хаскинга и его многочисленного окружения, а также подготовка к совещаниям настолько отвлекли Клеменса, что у него почти не осталось времени на то, чтобы осуществлять надзор за постройкой судна.

Кроме того, необходимо было принимать дополнительные меры для разгрузки огромного количества руды из Соул-сити. Хаскинг втрое увеличил поставки, желая показать свое искреннее стремление к миру и взаимопониманию. Сэм предпочитал, чтобы грузы шли рассредоточенно, но в то же время надо было за минимальное время ввезти в Пароландо как можно больше руды. Шпионы сообщали, что Иеясу собирает несколько крупных флотилий и огромное количество воинов по обоим берегам Реки. И что он уже послал несколько требований, чтобы Селинайо прекратило засылку миссионеров на его территорию.

Примерно за час до полудня причалило судно с Хаскингом. Это было крупное двухмачтовое судно около 100 футов длиной. Личная охрана Хаскинга, высокие мускулистые негры со стальными боевыми топорами в руках (и с пистолетами Марк-1 в кобурах на поясе), промаршировала по трапу на берег. На них были абсолютно черные юбки, а также черные кожаные шлемы, кирасы и сапоги. Они построились рядами по шесть человек с каждой стороны трапа, только после этого на берег сошел сам Хаскинг.

Это был высокий, хорошо сложенный мужчина с темно-коричневой кожей, со слегка раскосыми глазами, широким приплюснутым носом, толстыми губами и выступающим подбородком. Его прическа была в стиле «первобытный». Сэм никак не мог привыкнуть к этим высоким шапкам курчавых волос на головах негров, в этом было что-то непристойное. Волосы негров должны быть подстрижены как можно короче (по крайней мере, так было в его время). Недоумение его не прошло даже после того, как Файбрас объяснил, что американские негры конца двадцатого века считали такие прически символом борьбы за свободу. Низкая стрижка символизировала для них выхолащивание негров.